Екатеринбург, «Филантроп», 2007 г. – 368 с.

ISBN 978-5-901112-94-6

«Не будь жестоким, ласковый апрель» – вторая книга уральской писательницы Л. Зимовской. В 2004 году вышел сборник рассказов под названием «Улыбка сквозь трамвайное окно», тему которого автор определила так: «Миром правит любовь. Это чувство ведет на подвиги и преступления, дает силы терпеть и надеяться, из чего и складывается жизнь». Повести и рассказы нового сборника продолжают вечную, но до сих пор не разгаданную тему любви. Многие читатели найдут в книге истории, похожие на их собственные.

© Л.Ф. Зимовская, 2007 г.

© Художник Г.С. Петрова, 2007 г.

                           Слово к читателям

Книга, когда она написана, начинает жить самостоятельной жизнью. То же самое произошло с моим сборником рассказов «Улыбка сквозь трамвайное окно», который вышел в 2004 году. Каждый читатель пропускал разные истории через призму собственного опыта и своих личных ощущений. Меня, автора, очень волновало, как будет воспринято моё литературное творчество? И я очень благодарна читателям за тёплые отклики о книге, за признание, что она затронула их души.

Примерно через полгода мне стали задавать вопрос: «А вторая книга ещё не вышла?». Наверное, это и есть лучшая награда автору, когда его книги ждут. Вы даёте мне новый импульс к творчеству. Однако книги не могут появляться часто, если их писать не только пером, но и сердцем – лишь в таком случае получится что-то стоящее.

И всё же новая книга закончена. Она продолжает начатую в первой книге тему – о загадочной женской душе, о трепетном чувстве любви. И я предлагаю Вам окунуться в этот мир вечной темы.

Лидия Зимовская

Не будь жестоким, ласковый апрель

Лена родилась тридцатого апреля.

– Мама, как я удачно появилась на свет, – всякий раз говорила она матери, когда утром Мария Николаевна будила её и поздравляла с днём рождения. – Завтра праздник, и все девчонки соберутся у нас.

Мария Николаевна только улыбалась в ответ. Она хорошо помнила то тридцатое апреля. Утром собралась в магазин за молоком. Оступилась и скатилась с крылечка. Всего-то четыре ступеньки, а казалось, что огромный живот взорвался. Она так и сидела на асфальте, боясь пошевелиться. Нерождённый ребёночек взбунтовался, заколотил ручками и ножками не уберёгшую его мамашу. Вышедшая на крыльцо соседка запричитала, бросилась вызывать скорую. Всё обошлось, и девочка, огласив роддом звонким криком, появилась на свет на целую неделю раньше, чем ей было предписано природой.

Муж, безумно счастливый, первого мая после демонстрации пришёл под окно роддома со всей бригадой. Парни и девчата внизу махали шариками и флажками, скандировали: «Позд-рав-ля-ем!», а она «принимала парад» из окна второго этажа.

Лена своим криком днём и ночью изводила весь роддом. Медсёстры говорили:

– Ох, и намаешься ты, Маша, с такой крикуньей.

Совсем наоборот. Девочка росла очень спокойной. Часами возилась со своими куклами, разыгрывая сцены из семейной жизни. К детскому саду привыкла быстро. Рано научилась читать. В школе радовала родителей хорошими оценками.

Семнадцать лет прошло. Дочка из малышки с золотистыми кудряшками выросла в прелестную девушку.

– Хватит нежиться, вставай, сегодня-то ещё не праздник, в школу пора, – Мария Николаевна прикоснулась губами к тёплой бархатистой щеке дочери.

Первого мая стоял по-летнему тёплый день. Отопление ещё не отключили, пришлось открывать балконную дверь, иначе гости просто не выдержали бы «парилки». Девчонкам, конечно, не сиделось в такой день дома. Кто-то из подружек придумал: «Пойдём в парк гулять». Эта идея всем понравилась. Молодёжь быстро собралась, оставив на столе недопитый чай. Мария Николаевна только успела рассовать конфеты девушкам по сумочкам.

В парке на танцплощадке гремела музыка, и девушки, не замедлив, влились в танцующую толпу. В ней выделялись своей формой курсанты. Несмотря на солидный внешний вид, они так же прыгали под грохочущий оркестр. Весёлая стайка юных особ привлекла внимание военных, и когда девушкам надоели танцы, курсанты увязались за ними. Ходили хвостом за девчатами и на карусель, и на чёртово колесо. Наконец, молодые люди набрались смелости и подошли представиться. Лена сначала никого из новых знакомых не выделила, но само собой получилось, что весь остаток вечера рядом с ней был высокий молчаливый курсант. Когда знакомились, Лена запомнила имя – Пётр. Его молчаливое присутствие волновало Лену как-то по-особенному. Это чувство было для неё новым. До семнадцати лет никто ещё не нравился ей, одноклассники казались глупыми мальчишками. То одна, то другая подружка тайком признавалась в первом поцелуе, а Лена не могла представить, с кем из этих мальчишек она могла бы поцеловаться.

Петя был из другого, взрослого мира. Он учился на последнем курсе военного училища, и разница в пять лет представлялась девушке целой вечностью. Несмотря на «солидный» возраст, Пётр был неискушен в любви. И молчал он не от застенчивости, а оттого, что боялся спугнуть девушку неумелым ухаживанием – он не знал, о чём следует говорить с таким неземным существом. А для Лены и неважны были слова. Она слушала бестолковую болтовню подружек и их новых знакомых. Когда она поднимала взгляд к Петиному лицу, всякий раз тонула в его бездонных тёмно-серых глазах. Лена вдруг вспомнила, что мама положила в сумочку конфеты. Она протянула Пете свою любимую «Красную шапочку», их пальцы соприкоснулись, и сердце замерло, а потом улетело в бездонную пропасть.

У Пети всё-таки хватило смелости при расставании назначить Лене свидание… на завтра. Она так боялась, что они разъедутся и больше никогда не встретятся, что, не раздумывая, согласилась.

Лена долго не могла заснуть, металась в жаркой постели, Петя не шёл у неё из головы. Наконец, сон унёс её в счастливый полёт. Она неслась на карусели, смеясь, убегала по дорожке парка от Пети, но всякий раз, оглядываясь, видела его милые глаза. Вдруг она услышала за спиной тишину, остановилась, вокруг никого не было. В ужасе Лена проснулась. Это только сон. Петя – он есть. И сегодня она его увидит.

После праздников пришёл черёд Лены рассказывать подружкам о первом поцелуе. Она и маме очень скоро призналась, что влюблена. С детства у неё не было от матери секретов. Мария Николаевна дорожила доверием своей девочки и всегда очень серьёзно относилась к её проблемам, даже когда та была малышкой. Никогда не давила с позиции силы, а пыталась разобраться в ситуации. Она сразу увидела в дочери перемены после её семнадцатилетия. Неискушённой девушке трудно скрыть влюблённость, да Лена и не пыталась утаивать своё счастье. Мама только напомнила:

– Смотри, у тебя скоро экзамены.

Учёбе любовь не помешала. Лена усиленно занималась целую неделю, считая дни до воскресенья, когда курсантам давали увольнение. Да и выпускникам военного училища приходилось много заниматься: погоны лейтенантов надо было заслужить и хорошими знаниями, и отличной физподготовкой.

Позади остались выпускные экзамены в школе и военном училище. Молодые офицеры в последний раз прошли в строю. Вместе с руководством училища парад принимали многочисленные родственники, собравшиеся на выпуск. Пётр был счастлив не только оттого, что на его плечах сверкали звёздочки лейтенантских погон, но и оттого, что рядом была любимая девушка.

Дни летели, неумолимо приближая отъезд Петра к месту службы. Оба понимали, что расстаться они уже не смогут, и Пётр сделал предложение своей любимой. Счастливая Лена, вернувшись со свидания, известила родителей:

– Я выхожу замуж.

– Добегалась. Ты что, ребёнка ждёшь?

– Мама, ну что ты такое говоришь? Я люблю Петю. Мы не можем друг без друга.

Мария Николаевна с облегчением вздохнула:

– Тебе об институте надо думать, а не о замужестве. В семнадцать лет тебя никто и не распишет.

– Вы с папой заявление в загс напишете.

– Не выдумывай. Я слышать об этом ничего не хочу.

– Мама, но он же уезжает через неделю.

– Ничего, расставание не повредит. Если он тебя любит, то подождёт годик-другой, пока ты повзрослеешь.

– Что ты понимаешь в любви? – крикнула в отчаянии Лена.

Слёзы мгновенно залили её лицо, она убежала в свою комнату и бросилась на кровать, сотрясаясь от рыданий.

В сорок лет Мария Николаевна всё понимала в любви. Но ещё она понимала, что не время её девочке взваливать на себя семейную ношу да ещё вдалеке от родительского дома.

Петя растерялся, когда Лена сказала ему о запрете родителей. Их свидания были наполнены грустью от приближающейся разлуки. Накануне отъезда Лена решительно заявила:

– Петя, я завтра еду с тобой. Жди меня у вагона.

Мария Николаевна почувствовала, что её дочь способна на безумство. Утром, уходя на работу, она вынула из сумочки Лены ключи.

Поезд уходил днем. Лена собрала в сумку вещи, походила по комнатам, прощаясь с родительской квартирой. Девушка не сразу поняла, почему не может найти свои ключи. Она готова была уйти, оставив дверь на одной защёлке. Повернула верхний английский замок, дверь не поддавалась. Тогда Лена догадалась, что мать закрыла все замки. Она сидела в коридоре и ревела. Стрелки часов неумолимо бежали. Мысль, что она может никогда не увидеть Петю, толкнула Лену на отчаянный поступок. Она разыскала в кладовке верёвку, привязала её к балконным перилам. Со второго этажа спускаться было невысоко, но всё равно страшно. Обдирая ноги и ладони о тонкую верёвку, Лена спустилась вниз и только тогда вспомнила, что у неё нет ни копейки денег. Пересаживаясь с автобуса на автобус, она зайцем добралась до вокзала. Лена понимала, что никуда она не сможет поехать с Петей, но нужно было объяснить ему, почему так получилось.

Когда она выбежала на привокзальную площадь, стрелки часов показывали, что поезд уже ушёл. Лена ещё надеялась, что часы врут или поезд по какой-нибудь причине задержался, ведь поезда так часто опаздывают. На табло ещё горела строчка с информацией о времени отправления. Лена выскочила из перехода на перрон. Он был пуст. Она долго стояла, глядя в ту сторону, куда уехал её любимый.

Лена весь день бродила по городу, не замечая усталости, голода и боли от ссадин. Она пришла домой поздно вечером. На звонок дверь открыла Мария Николаевна. Лена молча прошла мимо матери и закрылась в своей комнате.

Потянулись дни гнетущего молчания. Мария Николаевна была уверена в своей правоте и пыталась объясниться с дочерью. Напоминание об институте вызвало у девушки только кривую ухмылку. За учебники она так и не взялась, всё лето почти не выходила из душной квартиры, часами сидела у телевизора или бездумно смотрела в окно. Иногда из её комнаты был слышен магнитофон. Душу рвала одна и та же кассета с песнями о несчастной любви.

Вечно так продолжаться не могло. Лена пошла устраиваться на работу. На заводе в отделе кадров ей предложили место курьера в цехе. Без специальности на другое она и не рассчитывала. В первый рабочий день ничего не сказала родителям, просто встала рано утром и ушла. Вечером на вопрос матери: «Где ты пропадала целый день?» – ответила:

– На работе была, – и улыбнулась впервые за последнее время.

Отношения потихоньку наладились, но прежнюю доверительность между матерью и дочерью уже было не вернуть.

Подружки-одноклассницы устроились по-разному. Кто-то ездил в институт. Кто-то, провалившись на экзаменах, выплакал положенную порцию слез и подался в училище или устроился на работу. В выходные дни они иногда собирались вместе поделиться новостями. Как-то после очередных посиделок мама сообщила:

–Петя звонил. Я сказала, что ты у подружки. Дала её телефон.

Лена побледнела:

– Мы были совсем в другом месте.

Целый месяц она никуда не выходила по вечерам, сразу после работы возвращалась домой. Если звонили девчонки, старалась быстро закончить разговор. Девушка ждала только одного звонка. Но ожидания её были напрасны. Она поддалась на уговоры и пошла с подругами в кино: об этом фильме говорили все, и на премьеру с трудом достали билеты. В этот вечер опять звонил Петя. Лена была в отчаянии: «Он подумает, что я специально не пришла на вокзал, а теперь скрываюсь от него. Он даже не знает моего адреса. Как всё глупо получилось». Последний звонок от Пети был ночью первого января. За полчаса до этого Лена с подружками ушла в снежный городок. Когда она узнала о звонке, новогоднее настроение тут же улетучилось. Она знала: больше он не позвонит никогда.

Следующим летом Лена тоже не стала поступать в институт. Сдала документы в колледж на заочное. С аттестатом, в котором не было ни одной тройки, ей не составило труда выдержать конкурс. Работать перешла в бригаду киповцев.

Годы стёрли из памяти первую любовь. Жизнь текла своим чередом. Подружки одна за другой выходили замуж, рожали детей. Сердце Лены не затронул ни один мужчина, хотя молодых и неженатых было полно и в цехе, и на стадионе, где Лена теперь проводила много свободного времени.

Алексей Васильевич пришёл к ним в цех сменным мастером. Собственно говоря, никакой он был не Васильевич. Очень уж он был робкий, хотя отслужил в армии, закончил институт. Острые на язычок женщины за глаза звали его ласково «наш Лёшенька». Но другим не позволяли фамильярничать, при случае вставали за него горой, опекали по-матерински. Жил он в общежитии, а на выходные уезжал к родителям в соседний город за семьдесят километров.

Лена молодому мастеру сразу приглянулась. Но прошёл не один месяц, пока он решился проявить к ней какие-то знаки внимания. Пока он ходил вокруг да около, женщины незлобиво посмеивались. Лена подхватывала шутки: Лёшеньку она никак не могла представить своим мужем. Вообще-то, он был большой умница, без конца что-то усовершенствовал в цехе, руководство его ценило. Единственным его недостатком была излишняя стеснительность. И всё-таки он набрался смелости и сделал Лене предложение. Она отшутилась. Но Алёша по-прежнему молча ходил за ней. Ещё раз повторил попытку, предложил Лене съездить в гости, познакомиться с его родителями. Она отказалась под благовидным предлогом.

Как-то бригадир, женщина немолодая, немало повидавшая на своём веку, подсела к Лене в обеденный перерыв:

– Зря ты так с Алёшей. Парень он хороший, надёжный. Тебе уж двадцать пять скоро. Смотри, останешься одна.

Лену как по щеке ударили. Она и правда задумалась. Теперь она смотрела на Алексея другими глазами, всё больше убеждаясь в том, что, пожалуй, могла бы выйти за него. Для себя решила: на следующее Лёшино предложение ответит согласием. Но месяц шёл за месяцем, а Лёша молчал.

Решение созрело само собой. Утром в субботу Лена пошла на автовокзал, купила билет на автобус и через час с небольшим была в городе, где жили родители Алексея. В конце концов, он приглашал её в гости, вот она и приехала. Адрес она знала, оказалось, идти недалеко. У подъезда пятиэтажки стояли украшенные ленточками машины, возле которых суетились нарядные гости. Из дверей вышли невеста и жених. Это был Алексей. Лена отпрянула за угол дома. Нет, он её не заметил. Хороша же была бы она, явившись без приглашения на чужую свадьбу. Домой Лена вернулась тем же автобусом.

В понедельник на работе, когда женщины охали и ахали, заметив новенькое обручальное кольцо мастера, Лена легко сделала равнодушное лицо, она была готова к этой новости. Вскоре Алексей уволился и уехал жить в город своего детства. Лене было досадно, что её планы сорвались, но и не более того: всё-таки Алексея она не любила.

Прошло ещё немного времени, как с горизонта исчез потенциальный жених, мама спросила:

– Лена, когда же ты замуж выйдешь? Вон у твоих подружек уже дети большие.

– Когда я хотела замуж, ты меня не пустила. Теперь жди, когда снова захочу, – зло ответила дочь.

Потом жалела, что обидела мать, но не могла пересилить себя, чтобы извиниться.

Лене исполнилось двадцать пять, а в этом возрасте, как считали подружки, оставаться девушкой было неприлично. Она решила эту проблему просто. Отдыхая на базе, летней ночью отдалась первому встречному. Без любви. Хорошо, что без последствий.

В цехе был аврал: начался капитальный ремонт. Сколотили временную бригаду, в которую прикомандировали рабочих из других цехов. Даже на обед в столовую ходить было некогда. Женщины носили из дому еду, разогревали на плитке и кормили мужиков. Юра среди всех выделялся своей сосредоточенностью и сдержанностью. Он часами занимался оборудованием, ненадолго присаживаясь к обеденному столу. Женщины жалели Юру, костеря его непутёвую жену. Вскоре Юрина семейная история стала известна всем.

Любка – так пренебрежительно женщины называли его жену – была известная гулёна. Что нашёл в ней Юра? Ну, конечно, красивая, ничего не скажешь. Так ведь для жизни-то это не самое главное. С мужем Любка развелась: пил Генка сильно. Да и сама она нередко ходила весёлая после стопочки-другой, и общежитие, где у них с Генкой была комната, оглашал её смех. После развода с мужем Любка с трёхлетним сыном переехала к матери в тесную двухкомнатную квартирку, где жили ещё две её младшие сестры. С Юрой она познакомилась на дне рождения его друга. В эту компанию она попала случайно, увязалась за двоюродной сестрой именинника. Всё ещё расстроенная неудавшейся семейной жизнью, Любка искала утешения. Праздничные застолья для этого подходили лучше всего. Юра ей понравился: во-первых, мало пил, во-вторых, был без пары. Красивая женщина вскружила голову Юре. Он не слушал, что говорили о ней. Верил, что в разводе виноват её первый муж. Был готов любить её сына так же, как любил её саму. А уж когда она сообщила, что беременна, Юра просто настоял, чтобы она переехала к нему. Мама Юры только покачала головой, когда он привёл домой сноху да ещё с довеском. Её уговоры одуматься не возымели действия, он поступил по-своему. Пожилой больной женщине пришлось смириться, ведь Юра был единственной родной душой на свете. Юра с Любой так и не собрались зарегистрировать свой брак, но когда родился сын, он записал Славу на свою фамилию.

Семейная жизнь Юры не задалась с самого начала. Люба не работала, да он и не настаивал: пусть занимается детьми. Сам перешёл дежурным электриком во вредный цех – там больше платили. Ничего не скажешь, дом Люба вела, вкусно готовила. А если бралась за уборку, то заливисто пела на всю квартиру. С Юриной мамой у неё установилось терпеливое сожительство. Но тихое семейное счастье было не по Любке, и нередко она пускалась в загул. Никого не предупредив, отвозила детей к своей матери, в любой случайной компании ездила на вечеринки или в ресторан. Через день-два возвращалась домой с виноватыми глазами, просила прощения, совала Славика на руки отцу, прикрываясь от гнева мужа малышом, как щитом. Юра любил сына, любил свою беспутную жену и всё ей прощал.

Так тянулось три года. Юрина мама тихо скончалась, так и не дождавшись, когда в семье наступят покой и счастье: не такой судьбы сыну она желала. Любке теперь и вовсе некого было стесняться: нередко пьянки с друзьями да подружками она устраивала и у себя дома. А отлучки порой затягивались на неделю. Зато просить прощения Любка теперь считала лишним, возвращаясь после загулов как ни в чём не бывало. Однажды после такого возвращения она, ещё не протрезвевшая, устроила мужу скандал. Он не выдержал и ударил её. Не раз битая Генкой и спокойно носившая синяки от первого мужа-пьяницы, тут Любка оскорбилась до глубины души. С пьяной Юра с ней разбираться не стал, но и наутро она ходила, надув губы. Юра ушёл на работу, оставив разговор на потом. А вечером жена была снова навеселе, встретила его пьянымиподковырками. Он пытался урезонить её:

– Хоть бы нашего ребенка пожалела. Чему ты его учишь?

–А с чего ты взял, что Славик – твой ребёнок? Это Генкин сын. Забыл, что я из его постели прямо в твою прыгнула. Поверил, ага, что ребёнок раньше срока родился. Все вы мужики лохи, – заходилась в злобе Любка.

Она ещё что-то кричала. Но Юра не слушал её, вышел на балкон и нервно закурил. Он так и не понял, то ли правду она сказала, то ли наврала, чтобы его разозлить.

На другой день он не застал Любу дома. По опустевшим шкафам понял, что она собрала вещи свои и детей и уехала. Не вернулась она ни через неделю, ни через две. Пришло письмо, в котором она сообщала, что вернулась к первому мужу и уехала в соседнюю область, где он теперь живёт; Гену она никогда не переставала любить, а Юра был её временным пристанищем. А вскоре пришёл исполнительный лист. Юра отказываться от алиментов на Славика не стал. Уже год он жил один.

Оборудование после капремонта благополучно запустили на целые сутки раньше срока. Начальство пообещало всем хорошую премию. Кто-то предложил: «Надо отметить это дело». Возражающих не нашлось, и вся бригада после работы отправилась в пивбар. Юра пил мало. Когда развеселившаяся компания выходила на танцевальный пятачок и все прыгали кто во что горазд, он отсиживался за столом. Одним словом, его серьёзность ничто не могло поколебать. Гуляли допоздна. Мужики были под изрядным градусом, а кто-то и вовсе не рассчитал силёнок. Своего соседа Юра вызвался доставить до дома. Сделать это было непросто: огромный детина еле стоял на ногах. Пришлось подставить своё хрупкое плечо и Лене. Намучались, пока доставили мужика на третий этаж и сдали с рук на руки жене.

– А я живу в этом же подъезде на пятом этаже. Может, зайдёшь, чаю попьем.

За весь вечер Юра так и не нашёл предлога заговорить с Леной, хотя за эти два месяца, что они работали бок о бок, душой прикипел к этой симпатичной молодой женщине и не раз ловил на себе её взгляд. Он понимал, если сейчас упустит случай, другого может и не быть.

– Чаю? С удовольствием.

Юра засмущался оставленных немытыми тарелок. Лена, ни слова не говоря, взялась мыть посуду, прибрала на столе. Юра занялся чаем, извлёк из шкафа конфеты, печенье. Угощение лежало на столе как-то не по-праздничному. Юра сходил в комнату и принёс вазу. Большие чайные бокалы, которые хозяин было достал, его тоже не устроили. Их место заняли чашки из сервиза.

– Вот, сразу не догадался. Чай тоже надо было в красивом чайнике заварить.

– И так всё хорошо, – улыбнулась Лена.

Сидя за маленьким кухонным столом, почти касаясь друг друга локтями, они не заметили, как пролетел час.

– Уже поздно, я пойду, – Лена встала.

– Или останешься? – вдруг охрипшим голосом не то спросил, не то попросил Юра.

Лена вымыла чашки из-под чая, тщательно вытерла руки о кухонное полотенце, развязала тесёмки передника и повесила его на крючок. Всё так же молча вышла в коридор. Юра, не дождавшись ответа, нервно вынул из пачки сигарету. Спички ломались одна за другой. Он услышал жужжание телефонного диска, потом, через несколько секунд, голос Лены:

– Мама, ты меня не теряй… Нет, не жди, ложись спать… Не надо за меня волноваться… Мама, я потом тебе всё объясню…

Трубка стукнула о телефонный аппарат, и в квартире повисла тишина. Юра вышел из кухни, держа в руке так и не зажжённую сигарету. В полумраке коридора у столика с телефоном, прижавшись спиной к стене, стояла Лена.

Утром она встала раным-рано.

–Мне надо успеть заскочить домой, – сказала она и исчезла, как будто её и не было.

Почему Юра думал, что вечером после работы она снова придёт, он и сам не знал. Напрасно прождал её целый вечер, ругал себя, что не объяснился как положено. Впереди были два выходных, которые показались ему вечностью. А в понедельник ему надо было выходить в смену в свой цех – «командировка» на капремонт закончилась.

Когда после работы Лена увидела у проходной Юру, она нисколько не удивилась. Может быть, потому, что очень ждала его. Не удивилась признанию, выразившемуся в простых словах: «Лена, переезжай ко мне». Даже если он не сказал бы этих слов, она сама была готова сделать первый шаг. «Она его за муки полюбила, а он её – за состраданье к ним». Это было о них.

Для Лены был совершенно не важен статус: любовницы, невенчанной жены или законной супруги. Она любила, но совсем не той юношеской любовью давно прошедших дней. Это было другое чувство. Хотелось сделать уютным дом, вкусно накормить мужа, родить от него ребенка.И мама встретила эту запоздавшую любовь дочери спокойно. Не спрашивала, надолго ли это замужество дочери – без штампов в паспортах.

Когда будущее материнство Лены стало очевидно всем посторонним, Юра настоял на официальных отношениях.

– Я вовсе не хочу привязать тебя ребёнком. Могу вырастить его и одна. У тебя нет передо мной никаких обязательств.

– А я хочу, чтобы они были. Чтобы мы были одной семьёй. Настоящей.

Юра уговорил Лену расписаться, когда до родов оставалось около месяца. Был обычный четверг. Они купили букет роз, торт, шампанское и пошли вечером к родителям. Юра вручил Марии Николаевне цветы, неловко поцеловал в щёку и сказал:

– Поздравьте нас, мы сегодня поженились.

Мария Николаевна расплакалась. Потом заизвинялась, что у неё ничего не готово. По старой доброй привычке в доме всегда были запасы, и стол удалось собрать быстро и совсем неплохой.

Потом, когда мыли на кухне посуду, Мария Николаевна то и дело принималась утирать передником глаза.

– Мама, ну, ты чего?

– Да я от радости, дочка. Жалко, не было у тебя белого платья и свадьбы, как у твоих подружек.

– Белое платье ещё не гарантирует счастливую жизнь.

– И правда. Я так хочу, чтобы у вас всё хорошо сложилось. Когда рожать-то?

– В начале мая. Надеюсь встретить день рождения дома.

– Тебе ведь нынче тридцать. Юбилей.

– Мама, и не стыдно тебе напоминать о моих сединах.

– Ой-ё-ёй! – подхватила шутку Мария Николаевна. – Посмотри-ка на себя в зеркало – молодая да красивая. А вот мне седых волос не стыдно, я ведь скоро бабушкой буду.

Лена никогда не ложилась спать, дожидалась, когда Юра вернётся из ночной смены. В тот вечер она коротала время за мелкой постирушкой. Вначале она подумала, что ей показалось, будто открылась входная дверь. Юре с работы было ещё рано возвращаться. Лена шагнула из ванной в коридор и увидела у порога женщину, толкавшую впереди себя в спину заспанного мальчика.

Любка после очередной пьяной драки с мужем снова решила бросить Генку. Собрала детей и приехала к матери. В первый же вечер наведалась к подружке, с которой, как водится, выпили со встречи. Люба жаловалась на свою горькую судьбу, тесноту очередной общаги, в которой ей опять приходится жить.

– Был у тебя нормальный муж. Сама от него ушла, – напомнила подруга.

– Вот и я думаю, зря бросила Юрку. Завтра пойду, на колени упаду, скажу: вернулась насовсем. Знаешь, как он Славика любит.

– Размечталась. У него баба какая-то живёт.

– Какая ещё баба? Сейчас пойду выгоню.

– Куда собралась? Ты же пьяная. На улице уже темно, – пыталась урезонить её подруга.

– Ерунда, я совсем немного выпила, даже незаметно. Славик, вставай, – Любка растормошила спящего на диване ребёнка.

Лена сразу поняла, кто ввалился в квартиру на ночь глядя, но машинально спросила:

– Кто вы?

– Я жена законная Юркина, а вот его сын. А кто ты такая, я догадываюсь. Собирай манатки и убирайся из нашего дома.

– Нет, это я его жена. Законная, как ты говоришь.

– Чем докажешь?

– Сейчас, – Лена вытерла мокрые руки и пошла доставать паспорт.

Она дважды перебрала всю стопку документов, не соображая, что ищет. Наконец, справилась с собой. Взяла паспорт мужа и свой – новенький, который получила буквально на днях. Любка долго вертела в руках документы. Потом пробурчала что-то невнятное под нос, вытолкала мальчика на лестничную площадку, а когда тот захныкал, шлёпнула ни в чём не повинного ребенка и накричала на него.

Когда Юра пришёл с работы, он почувствовал: что-то случилось. Лена рассказала о позднем визите непрошеной гостьи. Юра тоже разволновался. Прошёл на кухню, но ужинать не стал.

– У нас водка есть?

– Должна быть, – Лена достала из шкафа бутылку и рюмку.

– Давай стакан, – почти не пьющий, Юра налил половину стакана, выпил залпом и успокоился. – Испугалась? – улыбнулся он жене, сидящей напротив и с напряжением смотревшей на него.

Лена кивнула:

– Выпила бы с тобой, да нельзя. И так наш сын недоволен, что я распсиховалась. Как бы раньше времени не родить.

– Вот и успокойся, думай о ребёнке. Вы – моя семья, никакой другой нет и быть не может. И вообще, зачем ты её впустила?

– Она открыла дверь своим ключом.

– Вот безмозглый, – Юра стукнул себя по лбу. – Не подумал, что у неё остались ключи. Завтра же сменю замки.

Лидия Зимовская

СОЛНЦЕ ВСХОДИТ

После экзамена никто не хотел расходиться. Все сидели на спортивной площадке в школьном дворе и разговаривали. Казалось, если сейчас, когда остался позади экзаменационный марафон, все просто разойдутся по домам, то что-то потеряют. Впереди ещё был выпускной вечер, но уже все понимали: десять лет они жили одной жизнью, к осени их дороги разбегутся в разные стороны, а в любимый класс придут другие. Вот тогда кто-то сказал: «Пойдём после выпускного в поход. Без взрослых. С ночёвкой». Идею, не раздумывая, подхватили все.

Родители не возражали. Наконец, они тоже поверили, что их дети, получив аттестаты об окончании школы, стали совсем взрослыми, самостоятельными и разумными. Ребята условились пойти в поход через день после выпускного.. Через сутки от бессонной ночи должны были оклематься даже самые ленивые. Было одно жёсткое условие: спиртного не брать, дабы не устраивать разборки с той мужской частью класса, которая к семнадцати годам уже хорошо знала вкус горячительного. На запрете настаивали девчонки.

Маршрутом для похода выбрали дальнее озеро. Правда, походом эту вылазку на природу назвать можно было с натяжкой. Внешне ребята вообще-то очень походили на туристов: тюки с палатками, рюкзаки, привязанные к ним котелки, не забыли и топорик, чтобы нарубить хворост для костра. До лесной дороги доехали на рейсовом автобусе. По наезженной частниками и натоптанной многочисленными отдыхающими тропе до озера было всего километра два. Правда, потом долго шли вдоль берега, пока отыскали уютную поляну на берегу озера –рядом с полого уходящей в озеро песчаной отмелью. Вокруг не было ни души. Наверное, в будние дни всегда было так: озеро мирно спало в окружении леса. И только в выходные его беспокоили толпы спасающихся от жары горожан.

Пока ребята добирались до места, солнце стояло в зените. Все проголодались, но больше всего устали топать пешком под палящим солнцем. Так что бросили на берегу рюкзаки и, раздевшись, поплюхались в воду. После купания есть захотелось ещё больше. Все набросились на хлеб. Если бы Ольга не отобрала у них рюкзак, ребята уничтожили бы за один присест двухдневный запас хлеба. В этом походе ей хотелось просто отдохнуть, но пришлось опять брать на себя роль командира, которая ей надоела, пока она была пять лет старостой класса.

Утолив острый голод, никто не откликнулся на её призыв заняться обустройством лагеря. Никому не хотелось идти в лес за дровами, разводить костёр и готовить еду. Все растянулись на берегу и подставили тела солнцу. Только верный рыцарь Игорь молча вытащил из рюкзака топорик и пошёл в лес. Притащив приличную охапку дров и колышки для котелка, он так же молча достал лопатку и подготовил место для костра.

Девчонки разленились не меньше известных лоботрясов мужского пола. Ольга махнула на них рукой и занялась обедом сама. Зато когда по поляне пополз аромат гречневой каши с тушёнкой, лень как рукой сняло. Все вприпрыжку помчались к костру. Стали перерывать вещи в рюкзаках в поисках посуды. «Где моя большая ложка?» – крикнул кто-то, и другие подхватили шутку и наперебой кидали крылатые фразы, посвящённые исключительно еде. Ольга улыбалась: какие они ещё дети. Десятки ложек мелькали над котелком, таская из него обжигающую губы кашу. Правда, особо «культурные» всё же нашли тарелки и сумели отгрузить из общей тары двойную порцию в индивидуальную посуду. Обед начался и закончился стремительно: через несколько минут на дне не осталось ни одной крупинки. В девчонках проснулась совесть, и они вызвались вымыть посуду. Моющее средство взять с собой забыли, так что пришлось драить алюминиевые ложки и тарелки песочком. После купания в озере посуда засверкала на солнце первозданной чистотой.

Палатки ставить не стали, отложили до вечера. Все снова полезли в озеро. Ольга тоже с удовольствием искупалась, но загорать не стала. Только обсохла на солнце, оделась и пошла в лес искать землянику. Среди редких берёз просвечивали полянки, под травой прятались крупные ягоды. И хотя они ещё были неспелые, с белым бочком, всё равно приятно было ощущать во рту их кисловатый вкус. Конечно, Игорь бродил по полянке где-то рядом. Молча подходил и ссыпал ей в ладонь крупные ягоды. «Ешь сам», – улыбалась Ольга. «Я ем».

И всё-таки кто-то взял с собой водку. Класс раскололся на две части. Одни ругались и категорически отказались пить. Другие объединились в компанию, считая, что пара глотков лишь добавит веселья. Настроение у Ольги испортилось, но не драться же с этими недоумками. Девчонки, конечно, пили чуть-чуть, а вот трое парней были в изрядном подпитии.

Солнце клонилось к закату, а палатки всё ещё не были поставлены. Папа одной из девочек служил в воинской части, и там на два дня удалось раздобыть армейские палатки – одну для девчонок, другую для парней. Решили, что так будет проще: поставить две палатки легче, чем много маленьких, которые ещё надо было где-то насобирать. Но ребята не рассчитали, что разворачивать армейский лагерь никто не умеет. Одним словом, провозились с палатками очень долго, последние верёвки натягивали уже в полной темноте. Если девчонки после купания поспали на берегу, то Ольга, которая встала раным-рано и целый день провела на ногах, просто валилась от усталости. Было только одно желание: спать, спать.

Зато пьяные парни к вечеру расходились. Они липли со своими шуточками, подначивали. Ольга от них отмахивалась, как от назойливых мух, и, стиснув зубы, молчала. Начни с ними пререкаться, не отделаешься. Девчонки разозлились и гнали подвыпивших одноклассников от своей палатки. Наконец, женская палатка стала укладываться спать. Только плотно закрыли дверь, перебили всех комаров при свете фонариков, рядом раздался нарочито тонкий голосок: «Девчонки, выходите, подлые трусихи!». Ответом была дружная брань. За тонкой стенкой разразился хохот. Ольга твёрдо решила не вступать в эти распри, ей всё надоело, наконец, она просто устала. Она расстелила спальный мешок у края палатки. Сидя на спальнике, расстегнула заколку, удерживающую на затылке длинные волосы. В этот момент по голове чем-то ударило. Она невольно вскрикнула. Сквозь прогнувшуюся под тяжестью стенку палатки угадывалось бревно. Если бы не поднятая вверх рука, которая заслоняла голову и приняла часть удара на себя, неизвестно, чем бы дело кончилось. Но шишка на голове гарантирована, да и синяк на руке, пожалуй, будет приличных размеров. За спиной стала слышна возня. По стенкам палатки зашуршал не то брошенный песок, не то мелкие ветки. Девчонки повыскакивали наружу:

– Придурки, вы Ольге голову разбили бревном.

– Оля, извини, мы не хотели.

– Идите-ка вы куда подальше. Надоело на ваши пьяные рожи смотреть.

Ольга пошла к озеру, намочила полотенце и приложила к голове. Боль постепенно утихла.

Девчонки забрались в палатку, снова погоняли комаров и мирно засопели. Ольга честно закрыла глаза, но сон не шёл. Тихо было минут десять. Потом чья-то предательская рука откинула полог, закрывающий вход в палатку, и выплеснула воду из ведра. Кроссовки, стоящие у порога, «поплыли». Всё, терпению Ольги пришел конец. Почти все девчонки спали и не заметили очередной выходки пьяных одноклассников. Кто-то сквозь сон буркнул: «Ну что там опять?».

Ольга натянула джинсы и футболку и вылезла из палатки. Кроссовки были абсолютно мокрые. Она вылила из них воду и пошла к костру. Угольки едва тлели. Ольга подбросила несколько сухих веток, огонь постепенно разгорелся, возле костра стало светло, зато за пределами ярко освещённого круга ночь казалась ещё темней. Ольга пристроила на камни, лежащие у костра, мокрые кроссовки, а сама села рядом на брёвнышко. Босые ноги мёрзли, пришлось их тоже протянуть ближе к огню. Ольга не заметила, как из темноты неслышно вынырнул Игорь. У него в руках был топорик, по земле волочилась длинная сухая ёлка. Следом в освещённый догорающим костром круг света вошёл Ромка с охапкой хвороста.

– Ребята, вы тоже не спите? Как там наши юные алкоголики?

– Дрыхнут без задних ног после того как схлопотали по морде.

– Вы подрались что ли?

– Да так, немножко поучили их по-дружески.

Игорь нарубил из ёлки дров и подбросил в костёр. Огонь весело побежал по сухим веткам, набирая силу.

Босая, притопала к костру Женя, с которой Ольга сидела за одной партой с первого класса. Вместе с мальчишеским именем она с рождения приобрела неугомонный характер, хотя в последние годы мальчишеские выходки всё чаще уступали место женскому обаянию и грации. Они не были подругами с Ольгой – рассудительной и серьёзной, но Женька была очень привязана к ней, может быть, потому, что десять лет расставалась только на время каникул.

– Что, твои кроссовки тоже отправились в плавание? Ставь сушиться. Садись, – Ольга подвинулась на маленьком брёвнышке.

– Я одеяло захватила. Давай закутаемся, – Женька накинула на озябшие плечи Ольги край одеяла, а сама устроилась рядом.

Напротив, подбрасывая в костёр дрова, сидели Игорь и Ромка. Причудливые языки пламени завораживали, от их пляски невозможно было оторвать глаз. Все молчали, каждый думая о своем. В тишине было слышно, как потрескивают в костре дрова.

Почти шёпотом, боясь разбудить тишину, Женька запела:

Гляжу в озёра синие,

В полях ромашки рву.

Зову тебя Россиею,

Единственной зову.

У Женьки был красивый голос. Её привыкли видеть на школьной сцене и прочили будущее певицы. Но на всех концертах она кривлялась, копируя популярную попсу, и никто не мог представить Женьку с другим репертуаром. Откуда она знала эту песню, написанную лет тридцать назад? Как сумела проникнуть в душу этой песни, передать всю глубину чувств? У Ольги от её голоса мурашки побежали по коже.

Спроси, переспроси меня,

Милее нет судьбы.

Меня здесь русским именем

Когда-то нарекли.

Голос набирал силу и разливался над тихой гладью озера. Все слушали, затаив дыхание, не замечая, как задымились кроссовки, стоявшие близко у костра.

Женька допела песню до конца, и тишина стала ещё пронзительней. Было слышно, как плеснулась рыба у берега.

То ли привыкшие к темноте глаза начали различать окрестности, то ли заканчивалась короткая летняя ночь.

– Смотрите, солнце всходит, – Игорь показал рукой куда-то вдаль за спиной девчонок.

Ольга и Женя, как по команде, вскочили, одеяло соскользнуло с плеч. Из-за леса на противоположном берегу озера показалась тонкая полоска света. Девчонки побежали ей навстречу. Они стояли на самой кромке озера, и ещё не остывшая за ночь тёплая вода ласкала босые ноги. Это чудо рождения нового дня повторялось каждое утро, но целых семнадцать лет оно оставалось для них тайной. И вот тайна открылась им – четверым. Взгляд невозможно было оторвать от горизонта, над которым всё выше и выше поднималось солнце.

Лидия Зимовская